Джадж, у которого были свои подозрения на этот счет, промолчал.
— Ведь это не могут быть сны, — сказала она. — Никто их больше не видит, кроме Джо. Но Джо это… особый случай.
— Да, ты права. Бедный мальчик.
— И все здоровы. По крайней мере с тех пор, как умерла миссис Воллмен.
Через два дня после Джаджа к ним присоединилась пара, назвавшая себя Диком и Салли Воллменами. Люси казалось абсолютно невероятным, что грипп мог оставить в живых мужа и жену, и она подозревала, что брак их был гражданским и заключен был совсем недавно. Им было за сорок. С первого взгляда было очевидно, что они очень любят друг друга. Потом, неделю назад, в доме старой женщины в Хемингфорд Хоуме Салли Воллмен заболела. Они оставались там в течение двух дней, безуспешно надеясь, что ей станет лучше. Она умерла. Дик Воллмен остался с ними, но теперь он был другим человеком — бледным, задумчивым, молчаливым.
— Он принял это близко к сердцу, вам не кажется? — спросила она Джаджа Фэрриса.
— Ларри — это человек, который нашел себя в жизни достаточно поздно,
— сказал Джадж, прочищая горло. — По крайней мере, мне так кажется. Мужчины, которые находят себя поздно, никогда не бывают в себе уверены. В них сосредоточены все гражданские добродетели: они активны, но никогда не бывают фанатиками, они уважают факты и никогда не пытаются их искажать, они чувствуют себя не в своей тарелке на руководящей позиции, но никогда не способны уклониться от ответственности. Из них получаются лучшие демократические лидеры, так как они очень редко любят власть. Совсем напротив. А когда что-то случается… когда миссис Воллмен умирает…
— Был ли это диабет? — прервал Джадж сам себя. — Вполне возможно. Синюшный цвет кожи, быстрое наступление комы… возможно, возможно. Но если это так, то где был ее инсулин? Могла ли она позволить себе умереть? Было ли это самоубийство?
Джадж задумался.
— Вы хотели что-то сказать, — мягко напомнила Люси.
— Так вот, когда что-то случается — когда умирает Салли Воллмен от диабета, внутреннего кровотечения или какой-нибудь другой болезни, — такой человек, как Ларри, начинает винить в этом себя. Человек, обладающий всеми гражданскими добродетелями, редко хорошо кончает.
— Мне кажется, здесь скрывается еще кое-что, — грустно сказала Люси.
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Как вы там говорили? Ночью ноют мои кости и жилы мои не имеют покоя?
Он кивнул.
— Не кажется ли вам, что это довольно точное описание влюбленного?
Он посмотрел на нее, удивившись, что она давно знает то, о чем он хотел умолчать. Люси пожала плечами и горько улыбнулась.
— Женщины знают, — сказала она. — Женщины почти всегда все знают.
Прежде чем он смог ей ответить, она ушла к дороге, где сидел Ларри, размышляя о Надин Кросс.
— Ларри?
— Я здесь, — откликнулся он. — Почему не спишь?
— Замерзла, — сказала она. Он сидел на обочине, скрестив ноги, словно на сеансе медитации. — Не помешаю?
— Конечно. — Она присела, и он обнял ее за талию. По оценкам Люси, они были сейчас в пятидесяти милях к востоку от Боулдера. Если выехать завтра не позднее девяти, то ленч они смогут съесть уже в Свободной Зоне.
Свободная Зона Боулдера — так выражался по радио человек по имени Ральф Брентнер, и он сказал (в некотором смущении), что Свободная Зона Боулдера — это просто их позывные, но Люси название нравилось само по себе, из-за своего звучания. Оно звучало правильно. Оно звучало как начало новой жизни. И Надин Кросс приняла это название с почти религиозным рвением, словно это был талисман.
Через три дня после того как Ларри, Надин, Джо и Люси прибыли в Стовингтон и обнаружили, что в Центре никого нет, Надин предложила, чтобы они раздобыли радиопередатчик и стали прослушивать все сорок каналов. Ларри принял идею с восторгом, — а так он принимал почти все ее идеи, — подумала Люси. Она не понимала Надин Кросс. Было очевидно, что Ларри влюблен в нее, но она не хотела иметь с ним ничего общего, кроме повседневных дел.
Но так или иначе, идея насчет радиопередатчика была хорошей. Так мы сможем найти другие группы, — сказала Надин, — и условиться с ними о встрече.
К тому времени в их группе насчитывалось шесть человек, включая Марка Зеллмана, сварщика из Нью-Йорка, и Лори Констебл, двадцатишестилетнюю медсестру. Все шестеро оживленно заспорили.
Ларри запротестовал, заявив, что они и так точно знают, куда едут. Они следуют за находчивым Гарольдом Лаудером и его товарищами в Небраску. Да и к тому же, сны толкают их туда с такой силой, которой просто нельзя противостоять.
После непродолжительного обсуждения этого аргумента Надин впала в истерику. У МЕНЯ НЕТ СНОВ — ПОВТОРЯЮ: НИКАКИХ ЧЕРТОВЫХ СНОВ. Если остальным угодно практиковаться в самогипнозе, ну что ж, прекрасно. Раз существует рациональная причина ехать в Небраску — указатель на лужайке Центра в Стовингтоне, — прекрасно. Но она хочет, чтобы все знали, что она едет в Небраску не из-за всяких там метафизических штучек. Если они не возражают, она будет верить в радио, а не в видения.
Марк дружелюбно улыбнулся Надин и сказал:
— Если тебе ничего не снится, то как же ты умудрилась разбудить меня прошлой ночью своими разговорами во сне?
Надин побелела, как бумага.
— Ты что, хочешь сказать, что я лгу? — Она почти перешла на крик. — Если это действительно так, то кому-то из нас лучше уйти прямо сейчас! — Джо захныкал и прижался к ней.
Ларри уладил ссору, поддержав идею с радиопередатчиком. И примерно неделю назад они стали принимать послания, но не из Небраски (которая опустела еще до того, как они туда добрались — это они узнали из снов; но и сами сны стали потихоньку линять и больше уже не были такими настоятельными), а из Боулдера, штат Колорадо, в шестистах милях к западу.
Люси до сих пор помнила то радостное, почти экстатическое выражение, которое появилось на их лицах, когда сквозь помехи пробился протяжный оклахомский акцент Ральфа Брентнера:
— Говорит Ральф Брентнер, Свободная Зона Боулдера. Если вы слышите меня, отвечайте по каналу 14. Повторяю, по каналу 14.
Они могли слышать Ральфа, но тогда силы их передатчика еще не хватало, чтобы ответить ему. Но они приближались. В тот день, когда они впервые услышали голос Ральфа Брентнера, в Боулдере было около двухсот людей, пришедших туда вслед за женщиной по имени Абагейл Фримантл и ее группой. Этим вечером, когда они уже свободно могли болтать с Ральфом, в Боулдере было более трехсот пятидесяти жителей. С их группой это число возрастет почти до четырехсот.
— Ларри? — сказала она мягко. — Почему Надин скрывает, что видит сны?
Она почувствовала, как он едва заметно напрягся, и пожалела о том, что подняла эту тему. Но раз уж она начала, то надо довести разговор до конца… если только он не велит ей замолчать.
— Она говорит, что не видит снов.
— Но это не так — Марк был совершенно прав. И она разговаривает во сне. Раз она говорила так громко, что меня разбудила.
Он посмотрел на нее долгим взглядом и спросил:
— Что она говорила?
Люси сосредоточилась.
— Она металась в своем спальном мешке и повторяла снова и снова: «Не надо, мне так холодно, не надо, я не вынесу, если ты это сделаешь, мне так холодно, так холодно». А потом она стала рвать на себе волосы. И стонать.
— У людей могут быть кошмары, Люси. И вовсе не обязательно они должны быть… ну, о нем.
— По-моему, лучше не говорить о нем после наступления темноты?
— Пожалуй.
— Тебе не кажется, Ларри, что ее внешний вид слишком о многом говорит?
— Да. — Он знал это. Несмотря на ее утверждения, что сны ей не снятся, под глазами у нее возникли коричневые синяки. И если прикоснуться к ней, то она вздрагивала. Она содрогалась.
— Ты любишь ее, так ведь? — сказала Люси.
— Ну, Люси, — сказал он с упреком.
— Да нет, я просто хотела тебе сказать… я должна это сказать. Я вижу, как ты на нее смотришь… И как она иногда на тебя смотрит, когда ты чем-нибудь занят и… и никто вокруг не видит. Она любит тебя, Ларри. Но она боится.